Игорь Гамаюнов - Именем закона. Сборник № 2
— У тебя наряд сегодня, Монин, — сказал военный. — Вне очереди. В ночь. Так что с койкой обождать придется.
— Сортир, значит, драить? — Парень потянулся. — Не, другого ищите. Котов вот с больнички возвратится…
— Ты себя что… лучше других считаешь? — Воспитатель повысил голос.
— Лучше.
— Монин! Ты сейчас же отправишься в наряд… — отрывисто, на звенящей ноте приказал военный.
— Ясно, — кивнул парень утомленно. — Значит, в изолятор… — И вышел за дверь, пискнувшую провисшей петлей.
— Во — экземпляр! — обреченно качнул полысевшей головой воспитатель. — Никак… Ну… придется… ужесточить меры.
— Страха в нем нет, — отозвался военный задумчиво. — Стенкой закончит, до упора пойдет, знал таких…
— Так мы же его остановить должны…
— Должны-то должны… — Военный перевел взгляд на серую, растрескавшуюся штукатурку потолка. — Да попробуй переломить его… Ты читал, как он на следствии себя вел? Ведь насчет оружия серьезно его крутили, без скидок, что малолетка, а ничего не вышло: нашел и нашел, где — не помню.
— Он действительно в изоляторе это… отжимается? — недоуменно спросил воспитатель.
— Угу, — угрюмо подтвердил военный. — Как заведенная машина. На хлебе-воде, а все равно — до трех потов. Воля! Не на то дело употреблена только. Кабы в другое русло ее…
Дела повседневныеЗабавная была карикатура в газете, веселенькая. Два дружка шагают по улице мимо пиццерии, и один говорит другому, в подтексте выделяя итальянское наименование учреждения: не ходи, мол, Вася, туда, в пиццерию, — там мафия!
Он свернул с дороги прямо на тротуар, обогнул здание и поставил машину сбоку от пиццерии. И подумал: до чего же счастливо-обманчиво мироощущение обывателя. Как падок он на некие тайны, в основном — мрачные, витающие якобы где-то совсем рядом; как увлекают его термины «мафия», «бизнес»; слухи о дерзновенных преступлениях, вообще все подпольное. Обыватель живет сказкой, придуманной им же самим. И получает подтверждение этой сказки в боевичках с лихо закрученным сюжетом, в домыслах и сплетнях своего окружения, байках «бывалых», не зная главного: зарабатывать деньги преступным путем — с к у ч н о. Ибо заработать много можно не на разбойно-хулиганской стезе, а на хозяйственно-экономической, где нет никакой романтики и ничего выдающегося, а попросту существуют люди, умеющие широко, но с толком тратить средства, извлекая из затрат прибыль. Обыватель же тратить боится. За кровный рубль он держится мертвой хваткой. Да и вообще тратить — романтика. А романтика опасна… Куда лучше посудачить о ней, пофантазировать на темы мира противоположного восприятия ценностей… На самом деле таких миров, исключая мир обывателя, два. Один, вовсе обывателя не интересующий, — истинно духовный, далекий и от денег, и от усердных их накопителей; другой же — скучно и обыденно деньги делающий… В чем скучно и в чем обыденно? В том, что все заранее распределено: кому, за что, каким образом. В том, что иного занятия нет, И, наконец, не остановиться на этом пути никогда и никак. Обыватель представляет цифры: украденный, например, миллион. Ой, как много! Ой, если бы у меня… да миллион, я бы… Но не представляет иного: философии и психологии самых талантливых, а потому и самых несчастных «деловых». Они могут заработать или украсть пресловутый миллион с трудностями или без оных; всласть искупаться в роскоши, но они сравнительно легко воспримут полную потерю и миллиона, и роскоши. Рвут на себе волосы либо корябают лысину ногтями жулики, крупные по недоразумению, да и то — рвут и корябают не из-за осознания материальных потерь — свободы… Или в преддверии казни. А миллионов не жалко, они — наживное. В этой пиццерии, Ярославцев был уверен, не погорит никто. Каждый здесь зарабатывал в день столько, сколько без смущения мог бы предъявить при выходе отсюда кому угодно. Не наглея, на излишках излишков. И того хватало. Коллектив был дружный, на авантюры не падкий, работающий во благо клиента. Люди нормально трудились, и он с удовольствием помогал им. Помогал практически на общественных началах.
Невзирая на томившуюся у входа очередь, он подошел к двери, постучал. Толпа не пикнула, разгадав в нем начальственную стать… Не привнесенное барство, не пижонство, не игру…
Человек в униформе помог снять пальто.
Ярославцев прошел к стойке бара. Виталий коротко посмотрел на него; поправив «бабочку» на белоснежной, с короткими рукавами рубашечке, кивнул в корректном приветствии:
— Перекусишь?
— Обязательно.
— Тогда утоляй аппетит, и заодно поговорим. Пиццу сейчас принесут. Такую испекут — в Риме не попробуешь…
Пиццу и впрямь принесли отменную: ароматную, с грибами… Он завтракал, в неторопливой беседе с Виталием обсуждая дела.
— Барменом в валютный бар мальчика пристроим? — спрашивал Виталий уважительно-вкрадчиво. — Документы в полном порядке, опыт есть, классный люмпен-пролетарий… Я слышал, в «Интуристе» освободилось местечко…
— И почему ты меня обижаешь? — Ярославцев медленно отер рот салфеткой. — Что, сам не способен решить эту проблемку? Не надо… обращаться ко мне по подобным кадровым вопросам. Или… у тебя есть еще кандидатура уборщицы в Совет Министров?
— Извините… Просто хороший парень… Ладно. Другой вопрос. В тресте туго с поставками. Дефицит идет по чайной ложке. Фирменных напитков мало, а клиент капризный пошел, венгерское сухое за оскорбление принимает, кьянти ему подавай; с ветчиной баночной перебои… Я не от себя прошу, поймите, мне начальство намекнуло: пусть бы твой друг подсобил бы… Ну, а что потребуется — через меня…
— Решим. Но в течение следующей недели. Все у тебя?
— Пиво есть баночное. «Карлсберг». Загрузить упаковку?
— А сигарет найдешь приличных? Не лицензионных…
— Блок найду. Я сам через Матерого хотел… — Виталий осекся.
— Сколько сигарет он тебе поставлял? — спросил Ярославцев сухо. — Ну? Только не ври, это плохо влияет на мое отношение к людям.
— По мелочи… Пять коробок… Сто блоков. Семечки… да и когда было!
— «Парламент»?
— Ну… да.
«Вот что значит знакомить коммуникабельных негодяев», — отрешенно глядя в лицо собеседника, размышлял Ярославцев.
— Я пока дожую, — сказал, поморщившись. — А ты… вот ключи, пиво забрось в багажник. Сколько денег надо?
— Меня тоже не стоит обижать, — с достоинством ответил Виталий и, подхватив ключи в воздухе над бокалом, удалился.
Питательная пицца приободрила… Дальнейший хлопотный день, казавшийся невероятно тяжким, легко выстроился в схему: сейчас на станцию, переобуть две покрышки, зайти к директору — ящик контактных групп для замков зажигания прибудет к нему, осажденному сотней заявителей, требующих гарантийного ремонта, послезавтра. Это — начало, первая партия, которая пошла в производство в подсобном цехе одного из захудалых заводиков. И уж эти контактные группы будущих хозяев не подведут — технология их изготовления куда выше пусть импортной, но безобразно халтурной. Заводик же с данного подпольного цеха способен начать свое второе рождение — лишь бы духу у директора хватило, да только вряд ли хватит — слабенький хозяйственник, без инициативы, трусоват… И жаден, что в итоге его погубит. Мог бы ведь выпускать продукцию на кооперативных началах, но не станет — с кооператива какой профит да и налоги, учет сырья… К тому же зарабатывать будет не он, кооператоры, а если и урвет он что-нибудь с них, то на первом этапе, за помощь в организации дел, то есть элементарную взятку…
Он вышел из пиццерии, хлопнул по плечу Виталия, дожидавшегося его у машины, уселся за руль.
Визит в автосервис решил отложить на часок. Неподалеку была еще одна «контора». Он закусил губу от досады. Каждый день, каждый час с недавних пор словно демонстрировали ему его же загнанность в созданной им ловушке. Ведь не хотел он знакомить Виталия с Матерым, знал: порознь надо держать их, и на коротких поводках. Но… Дела навалились, за всем не уследишь, пришлось сконтактировать людей напрямую. И вот сегодня выплыли коробки с сигаретами… «Парламент». Откуда? Врал Лешка, будто перекупили по сказочной дешевке (госцена) списанные излишки «представительских»… Врал! А он не одернул, пропустил мимо ушей — без того проблем с выяснениями отношений хватало… И вот сто блоков только у Виталия… Излишки? Но дело не столько в сигаретах… Через блоки эти паршивые на другое ведь выйдут… на то, что творят эти деятели за его спиной!
Он остановил машину у старого московского дома, прошел в высокий, с мемориальной доской у входа подъезд.
Звонок. Желтая точка врезанного в двустворчатую дверь «глазка» на мгновение потемнела, потом осторожный голос вежливо осведомился: «Кто?» — видимо, личность посетителя как следует разглядеть не сумели.
